Характеристика ведийской культуры сопряжена со значительными трудностями, хотя вряд ли какая-либо другая проблема привлекала столь пристальное внимание ученых. Фактически псе крупные индологи — историки и филологи XIX — начала XX в. касались этой важной темы; опубликованы сотни трудов, изданы основные литературные памятники. О масштабе исследований в этой области свидетельствует трехтомное издание Р.Н.Дандекара «Ведийская библиография»653. В 50–70-е годы проблемам ведийской культуры посвятили капитальные работы многие известные специалисты — Л.Рену, Я.Гонда, Э.Бенвенист, П.Тиме, Ф.Б.Я.Кёйпер, В.Норман Браун, В.Pay, Р.Н.Дандекар, К.Милиус654. Серьезных успехов в изучении литературы и языка рассматриваемой эпохи добились советские ученые, труды которых получили высокую оценку вотечественной и зарубежной науке655.
Дошедшие до нас источники, особенно относящиеся к ранневедийскому периоду, преимущественно религиозного характера, и содержащиеся в них сведения о развитии литературы, науки, искусства обычно фрагментарны, односторонни; раскрыть их подлинный смысл зачастую очень непросто. К тому же весьма сложно отделить архаичный, глубинный пласт в ведийских сочинениях от более поздних материалов, реальное от легендарного. Немалые трудности сопряжены с установлением хронологических рамок ведийского периода, особенно верхней границы. Обычно его датируют XII — X вв. до н.э. (примерная дата «Ригведы») — серединой I тысячелетия дон.э., но принимаемые даты весьма условны. Ряд сочинений, которые по характеру, функциональной нагрузке, содержанию связаны с ведийской традицией, сложились позднее середины I тысячелетия до н.э. (в частности, некоторые сутры). Относить их к магадхско-маурийской эпохе возможно, исходя лишь из чисто формальных хронологических признаков, по духу же они никак не отвечают времени шраманских доктрин и распространения буддизма, ибо следуют «канонам» ведийской культуры. Поэтому при определении ее основных черт (хотя в качестве главного критерия берется историкохронологический показатель) привлекаются свидетельства и послеведийских сочинений (главным образом для описания науки), находящихся в русле общего развития этой культуры.
Литература. Разнохарактерная по содержанию, ведийская литература включает и гимны богам, и восхваления щедрых дарителей, и жертвенные формулы, и заклинания, и описания ритуала, и первые религиозно-философские трактаты. Древнейшую часть ее составляют четыре сборника (самхиты) текстов — «Ригведа» (веда гимнов), «Яджурведа» (веда жертвенных формул), «Самаведа» (веда песнопений) и «Атхарваведа» (веда заклинаний). Другие более поздние тексты, включаемые в веду (Veda) и связанные с отдельными брахманскимишколами, известны как брахманы, араньяки, упанишады.
Слово «веда», которым индийцы называли свою священную литературу (и поныне чтимую индуистами), означает особого рода «знание», входившее в качестве непременного компонента в ритуальные священнодействия.
653 R.N.Dandekar. Vedic Bibliography. Vol. 1. Bombay, 1946; Vol. 2. Poona, 1961; Vol. 3. Poona, 1973, а также: L.Renou. Bibliographic vedique. P., 1931.
654 Основные работы приведены в книгах Я.Гонды: J.Gonda. Vedic Literature. Wiesbaden, 1975; он же. The Ritual Sūutras. Wiesbaden, 1977. Ведийская культура традиционно находится в центре внимания индийских ученых.
655 См.: Ригведа. Избранные гимны. Пер., коммент. и вступит. ст. Т.Я.Елизаренковой. М., 1972; Атхарваведа. Избранное. Пер., коммент. и вступит. ст. Т.Я.Елизаренковой. М., 1976; В.Г.Эрман. Очерк истории ведийской литературы. М., 1976; Культура древней Индии. М., 1975; В.С.Семенцов. Проблемы интерпретации брахманической прозы. М., 1981.
Первая из самхит — «Ригведа», в том виде, в каком она сохранилась, возможно, сложилась уже в начале I тысячелетия до н.э., три другие — несколько позже, но основной материал в них относится также к ранневедийской эпохе. «Ригведа» не только древнейшая, но и важнейшая из вед: часть «Яджурведы» и большинство гимнов «Самаведы» повторяет ее гимны, приспособленные к соответствующим формам ритуала.
Авторство сочинений приписывалось древним поэтам и святым мудрецам — риши: «тексты» считались не только результатом «самостоятельного» творчества, но и словесным выражением существующей извечно и независимо от людей высшей истины, выражением, имеющим магическую силу656. Веда как шрути (услышанное) этим и отличается от примыкающего к ведийскому циклу религиозной литературы предания — смрити (запомненное), связь которого сосферой творчества людей не отрицается.
Подавляющая часть мандал (II — VII) «Ригведы» сгруппирована в зависимости от «родовой» принадлежности их традиционных авторов. «Тексты» нередко подбирались по их употребительности в ритуале, однако непосредственная сопряженность многих из них (особенно в X книге — X.10.90.95.129 и др.) с обрядовыми действиями не всегда четко прослеживается657. Более того, в ведийских сочинениях упоминаются широко распространенные в народе устные рассказы (часто со стихотворными вставками — гатхами), сказания о прошлом — итихасы и пураны.
В древности веды не были записаны, они передавались от учителя к ученику в устной форме. Огромный объем ряда произведений и особая сложность запоминания, казалось бы, делали невозможным механическое заучивание «текстов»658. Впрочем, устная традиция сохраняется в Индии до сих пор659. Никаких свидетельств о существовании в ранневедийскую эпоху письменной литературы и даже самой письменности нет. По-видимому, письменность Хараппы не получила в ведийский период дальнейшего развития. Во всяком случае, между неюи эдиктами Ашоки (III в. дон.э.) связующих звеньев пока не обнаружено.
Многовековая традиция составления обращений к богам и заклинательных формул способствовала выработке навыков метрической речи; стали разрабатываться разнообразные «художественные» приемы. Конечно, религиозная направленность ведийской литературы удерживала ее развитие в этих жанровых рамках. Гимны к богам имели магическое значение и были составлены в «иератическом» стиле. Таинственность усиливала воздействие на аудиторию, и стихи иногда намеренно наполнялись намеками, выражениями, понятными только посвященным. Неудивительно, что переводы этих текстов, прежде всего самхит, крайне трудны, а толкования неоднозначны.
Поскольку многие ведийские сочинения, и в первую очередь «Ригведа», являлись памятниками культовой поэзии, «создатели их ставили перед собой цели, отличные от тех, которые мы называем художественными или эстетическими»660. Особый характер литературы того периода определил и специфику ее языка, композиции, стиля. Вместе с тем ее сочинения указывают на развитие литературного творчества, истоки которого нужно искать в индоиранской и даже индоевропейской древности661. Художественная ценность их неодинако
656 R.N.Dandekar. Exercises in Indology. Delhi, 1981, с. 71 исл.
657 Подробнее см.: J.Gоnda. Hymns of the �gveda not Employed in the Solemn Ritual. Amsterdam, 1978, с. 6–9; В.С.Семенцов. Проблемы интерпретации…, с. 108–110.
658 «Даже в XX в. …сотни брахманов не только заучивали всю „Ригведу“ (около 10 580 стихов), но и помнят падатекст ее, „Айтарея-брахману“ и „Айтарея-араньяку“ и шесть веданг (которые включают 4 тыс. афоризмов Панини и обширную „Нирукту“ Яски), не стараясь понять хотя бы слово в этом огромном материале» (Р.V.Kane. History of Dharmaśāstra. Vol. 2. Poona, 1941, с. 348; о сложении ведийских школ см.: L.Renou. Les écoles védiques et la formation du Veda. P., 1947).
659 См.: J.F.Staal. Nambudiri Veda Recitation. ’s-Gravenhage, 1961.
660 В.Г.Эрмaн. Очерк историиведийской литературы, с. 104.
661 См.: Т.Я.Елизаренкова, В.Н.Топоров. Древнеиндийская поэтика и ее индоевропейские истоки. — Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1979; В.Н.Топоров. К реконструкции индоевропейского ритуала и ритуально-поэтических формул (на материале заговоров). — Труды но знаковым системам. IV. Тарту, 1969; R.Schlerath. Gedanke, Wort und Work in Veda und im Awesta. — Antiquitates
ва. Одни выглядят как бы трафаретными — с постоянным набором формул, оборотов, эпитетов, другие, например гимны к богине Ушас (Ригведа I.48), Лесной богине (X.146), Земле (Атхарваведа XII.1), демонстрируют подлинное вдохновение и высокое поэтическое мастерство их создателей. Некоторые гимны «Ригведы» (X.10.95) содержат диалоги, бывшие, возможно, отрывками из мистериальных «текстов». Не исключено, что это стихотворные отрывки из более ранних произведений. (Правда, мнения исследователей по этому вопросу расходятся662.)
Ведийские сборники дают образцы индийской прозы. Преимущественно это комментарии, и язык их, естественно, более сух и строг. Но и в брахманах, хотя они предназначались для иллюстрации правил и реалий обряда, имеются отрывки, сохраняющие самостоятельную ценность в качестве памятников своего рода некультовой литературы. Яркий пример этого — сказание о потопе, наиболее ранняя версия которого содержится и «Шатапатхабрахмане» (II.8.1).
К литературным достоинствам ведийских сочинений привлечено внимание многих современных ведологов. Специально изучаются композиция, особенности формы, поэтический стиль (эпитеты, сравнения, метафоры)663, прослеживается влияние этих сочинений на дальнейшее развитие индийской литературы664.
С рассматриваемым периодом связано и становление эпического творчества. Разумеется, индийский эпос в том виде, в каком он дошел до нас, относится к послеведийской эпохе, но, прежде чем отдельные сказания и их циклы составили эпические собрания («Махабхарату» и «Рамаяну»), они, безусловно, существовали в течение очень длительного времени 665 . Элементы их можно найти еще в самхитах, даже в «Ригведе» (гимны-диалоги). В ведийской литературе встречаются упоминания о сутах (бардах) и кушилавах (сказителях). Не только хронологически, но и, что главное, функционально эпос отличается от «вед», отражает иные пласты, сферы литературного творчества. Возможно, именно религиозно-ритуальная направленность ведийских сочинений скрыла от нас явные «реликты» эпических сказаний, очевидно бытовавших и в ведийскую эпоху. Современные индологи полагают, что ядро будущих великих эпических поэм сложилось к середине I тысячелетия до н.э. Но самое важное, что в древнеиндийском эпосе ясно прослеживается генетическая связь с эпосом древних иранцев; ряд мотивов имеет индоевропейские корни666. Существование богатой эпической традиции у ариев, несомненно, предполагает не разрыв с ней, а продолжение ее и развитие на «индийской земле». Некоторые эпические (и даже пуранические) повествования восходят к «ведийским сюжетам»667, к в этом отразилась тенденция, столь характерная для различных областей литературы Индии, — соотносить себя с ведами как сочинениями древними, священными и высокочтимыми, — а также глубинная связь традиций, по-разному функционировавших и проявлявшихся, но во многом бравших начало в едином источнике.
Несмотря на свою специфичность, ведийская традиция в изучаемую эпоху не оставалась неизменной. Постепенно отдельные школы «закрепляются» за конкретным районом,
Indogermanicae. Insbruck, 1974; É.Benveniste. Phraséologie poétique de l’lndoiranien. — Mélanges d’indianisme à la
mémoire de Louis Renou. P., 1968; Some Aspects of Indo-Iranian Literary and Cultural Traditions. Delhi, 1977.
662 J.Gоnda. Vedic Literature, с. 204–210.
663 Особенно ценны труды Я.Гонды (J.Gоnda. Ellipsis, Brachylogy and Other Forms of Brevity in Speech in the �igveda. Amsterdam, 1959; он жe. Stylistic Repetition in the Veda. Amsterdam, 1959; он же. The Vision of the Vedic Poets. The Hague, 1963). См. также: P.Horsch. Die vcdische Gātha- und Śloka-Literatur. Bern, 1966; С.Kunhan Raja. Poet-Philosophers of the �igveda, Vedic and Pre-Vedic. Madras, 1963; L.Renou. L’ambiguité du vocabulaire du
�igveda. — JA. 1939, t. 231; Historical and Critical Studies in the Atharvaveda. Delhi, 1981. 664 T.G.Mainkar. The Rigvedic Foundation of Classical Poetry. Delhi, 1977. 665 Основные точки зрения изложены в кн.: П.А.Гринцер. Древнеиндийский эпос. М., 1974. 666 G.Dumézi1. L’idéologie tripartite des Indo-Européens. Bruxelles, 1958; S.Wikander. Sur le fond commun
indo-iranien des épopeés de la Perse et de l’Inde. — «La Nouvelle Clio». 1950, №7; Г.М.Бонгард-Левин, Э.А.Грантовский. От Скифии до Индии. М., 1983.
667 J.Gоnda. Vedic Literature; Sukumari Bhattacharji. The Indian Theogony. A Comparative Study of Indian Mythology from the Vedas to the Purā�as. Cambridge, 1970; H.L.Hariyappa. �gvedic Legends through the Ages. Poona, 1953; A.D.Pusalkar. Studies in the Epics and Purā�as. Delhi, 1955.
принимают местные нормы; расширяется их географический ареал: в поздневедийское время некоторые школы функционируют уже в областях Южной Индии, ставшей впоследствии подлинным хранителем наиболее архаичных элементов этой культуры.
Религия. Ведийская литература выступает ценнейшим источником для воссоздания космологических и религиозных представлений всего периода. Развитие санскритологии в XIX в. шло под знаком пристального внимания к индоевропейским штудиям, поставившим на прочную основу компаративистики исследование мифологии и ритуала древнейшей Индии 668 .
Религия пронизывала всю жизнь ведийского индийца. Постоянно сталкивавшийся с трудностями и опасностями, он надеялся, что обрядовыми действиями сможет предотвратить любые грозящие ему неприятные неожиданности со стороны и естественных и сверхъестественных сил. Поэтому производственная деятельность непременно сопровождалась совершением магических ритуалов и произнесением заклинательных формул или стихотворных обращений к сверхъестественным силам669. Знание магических текстов, реализованное в ходе соответствующих процедур, и считалось ведой; именно она обеспечивала человеку успех во всех делах и жизненное благополучие.
Поскольку в ритуале важен не только «выбор» текстов, но и то, как они произносятся, постольку даже самая совершенная система письменности не гарантирует правильного произношения и должной интонации, а ошибка может нарушить действенность обряда. Священное слово должно было сохраняться в первоначальном виде вечно, и для облегчения запоминания, заучивания разрабатывались особые приемы. Важным источником при изучении символико-мифологической стороны ведийской религии служат брахманы. Будучи более поздними по времени окончательной фиксации текста, они содержат некоторые новые идеи или переосмысленные. Каждая самхита имеет свою брахману, чаще всего несколько. Тесно примыкают к брахманам араньяки («лесные книги») и упанишады, излагающие «[знание, приобретаемое] при сидении в непосредственной близости». Такое название они получили, видимо, вследствие того, что материал, излагаемый в них, подается обычно в виде беседы учителя с находящимся рядом учеником. Оба эти вида ведийской литературы близки друг другу: их формирование является результатом развития ведийского мировоззрения и системы ритуала, что заметно уже в древнейших брахманах (например в «Айтарея-брахмане»); прослеживается тенденция к упрощению громоздких и дорогостоящих обрядов, сведению их к чисто символическому ритуалу. На текстуальном уровне это выразилось в том, что араньяки и упанишады посвящены объяснению скрытого эзотерического (магически наиболее значимого) смысла обрядов. Они же считаются самыми ранними индийскими религиознофилософскими сочинениями. Их появление свидетельствовало о серьезном сдвиге в религиозном сознании и об интересе к обсуждению сложных «теоретических» вопросов, возникающих в связи с осмыслением сущности ритуала и ведийского «знания». Араньяк известно немного, упанишад же насчитывается более 200, и древнейшие из них условно могут быть отнесены к VII — VI вв. до н.э.
Верования индийцев в эпоху вед изучаются на основе ее литературы, но она отразила огромный по времени период, который не был статичен и идейно однороден. Об этом свидетельствует, скажем, сравнение гимнов «Ригведы» с брахманами и упанишадами. Более того, уже «Ригведа» демонстрирует трансформацию религиозных воззрений (ср. космология X мандалы и «фамильных» гимнов).
668 Укажем лишь на некоторые общие работы последнего времени помимо уже упоминавшихся (остальные приведены в библиографии Р.Н.Дандекара): J.Gоnda. The Dual Deities in the Religion of the Veda. Amsterdam, 1974; он же. Loka, World and Heaven in the Veda. Amsterdam, 1966; ои же. The Vedic God Mitra. Leiden, 1972; ои же. Notes on Names and the Name of God in Ancient India. Amsterdam, 1970; он же. Change and Continuity in Indian Religion. The Hague, 1964; он же. Some Observations on the Relations between Gods and Power in the Vedas. Leiden, 1957; R.N.Dandekar. Vedic Mythological Tracts. Delhi, 1979; N.J.Shende. The Religion and Philosophy of the Atharvaveda. Poona, 1952.
669 См., например: Н.Aguilar. The Sacrifice in the �gveda. Delhi, 1976; G.U.Thite. Sacrifice in the Brāhma�a-Texts. Poona, 1975; U.Rustagi. Darśapūr�amāsa (A Comparative Ritualistic Study). Delhi, 1981.
Предлагаемое здесь общее описание ведийской религии, основанное на материалах памятников разных периодов ведийской истории, позволяет представить «ведийское мировоззрение» лишь в главных чертах и не претендует на выявление значительных различий в процессе его развития. Так, ряд важнейших концептуальных положений, неизвестных религии самхит, но зафиксированных в упанишадах (Атман, карма, мокша и т.д.), передал специфику уже нового этапа в истории древнеиндийской религии. Следует также иметьв виду, что верования, отраженные в ведийских сочинениях, образуют своего рода синтез представлений индоарийских и местных племен, представлений, четкое разграничение которых не всегда оказывается возможным.
Мифология и ритуал. Пантеон «Ригведы» выступает в единстве мифологических персонажей трех исторических периодов — от индоевропейского до собственно индийского670. К первому относятся сам термин, обозначающий понятие «бог» (deva), образы отца-неба Дьяуса-Питара (греческий Зевс-Патер, римский Юпитер), богини утренней зари Ушас (греческая Эос, римская Аврора), бога грозы Парджаньи (литовский Перкунас, славянский Перун) 671 .
Очень многие представления восходят к эпохе индоиранского единства. Как для ведийской, так и для древнеиранской религии были характерны сходные культы огня, предков, использование при важнейших жертвоприношениях напитка сома (у иранцев — хаума). Немало параллелей можно найти и в религиозной терминологии. Священное изречение, несущее магическую силу, — «мантра» так же называется и у иранцев (mānthra); им были знакомы слова «дэва» и «асура» (daeva, ahura), но у индийцев дэвы считались благодетельными божествами, а асуры демоническими. Атхарван — один из священнослужителей у тех и других (atbravan) — означал вообще жреца и т.д. Во многих случаях аналогичны имена богов и мифологических персонажей672: Митра — Митра, Арьяман — Айрьяман, Вритрахан — Веретрагхна, Яма — Йима, Вивасват — Виванхвант и др. Обращает на себя внимание функциональная близость ведийского Варуны и иранского Ахурамазды673. Особенно интересны совпадения целых словосочетаний, главным образом жертвенных формул. Ведийский ритуальный возглас ye yaśāmahe («мы, которые жертвуем») имеет точное соответствие в древнеиранском ритуале. Наличие таких совпадений (наряду с другими соответствиями) позволяет сделать вывод о существовании общего индоиранского ритуала, этапами развития которого следует считать ритуалы вед и «Авесты» (наиболее архаичные части первого восходят к эпохе до сложения «Ригведы»). Все это с несомненностью доказывает близкое родство древних религий иранцеви ведийских индийцев.
Наконец, уже на индийской почве получили распространение культы Брихаспати, Рудры, Вишну, Сарасвати.
Наиболее важное место в ведийском пантеоне занимают дэвы — боги. Их здесь насчитывали от 33 до более 33 сот674, а позже — миллионы. Древние индийцы придавали им антропоморфные черты, приписывали человеческие поступки, чувства и образ жизни. Боги едят и пьют, обитают в небесных дворцах, носят роскошные одежды, сражаются и ездят на колесницах, ненавидят, гневаются, любят. Многочисленные предания рассказывают об их любовных связях с земными женщинами, о женах-богинях, рождающих детей, подобно людям. Идея извечности богов, таким образом, была чужда ведизму. В «Ригведе» они не раз на
670 Из общих работ см.: A.Hillebrandt. Vedische Mythologie. Breslau, 1929; А.В.Кеith. Religion and Philosophy in the Vedas und Upanishads. Vol. 1–2. Cambridge, 1925; S.Bhattacharji. The Indian Theogony.
671 См., например: G.Dumézi1. Les Dieux des Indo-Européens. P., 1952; он же. Mitra-Varu�a. Essai sur deux représentations indo-europèennes de la souveraineté. P., 1948; В.В.Иванов, В.Н.Топоров. Исследования в области славянских древностей. М., 1974; Т.Я.Елизаренкова, В.Н.Топоров. О древнеиндийской Ушас (U�as) и ее балтийском соответствии (Ū�inš). — Индия в древности. М., 1964.
672 P.Thieme. Mitra and Aryaman. New Haven, 1957.
673 H.Lüders. Varu�a. Bd 1–2. Göttingen, 1951–1959; F.B.J.Кuiper. Varu�a and vidū�aka. Amsterdam, 1979; Т.Я.Елизаренкова. Еще разо ведийском боге Варуне (Varu�a). — Труды по востоковедению. I. Тарту, 1968.
674 В «Ригведе» 33 бога (I.34.11; I.45.2 и др.) и 3339 (III.9.9.). См. также: Шат.-бр. XI.6.3 и сл.; Бр.-уп. III.9.1–2.
зываются бессмертными (I.24.1; I.72.2 и сл.); считалось, однако, что это качество не было присуще им изначально675. Возможно, в ранневедийскую эпоху существовали «примитивные» изображения небожителей, но результаты археологических раскопок это пока не подтверждают.
Ведийский пантеон пополнялся, вероятно, из разных источников: большинство богов на первых порах были, видимо, покровителями различных племен; с течением времени менялись отношения между последними и представления о роли и значении их покровителей. И в объяснении образов богов современные индологи невсегда единодушны676.
Почти всем богам присущи натурмифологические черты. Вселенная, по представлениям древних индийцев, состояла из трех сфер-миров (лока): земли, воздушного пространства, неба — и часто называлась «трилока» (три мира). И основные божества распределялись по этим сферам: к небесным относились Митра, Варуна, Адитьи, Сурья, Савитар, Пушан, Вишну, Ушас, Ашвины; к «атмосферным» (между Небом и Землей) — Индра, Маруты, Рудра, Ваю-Вата, Парджанья; к земным — Агни, Сома, Брихаспати. Впрочем, степень отождествления их с теми или иными сферами и, значит, природными явлениями весьма условна — от «максимальной» у Дьяуса и Притхиви до «минимальной» у Варуны.
На религию несомненное влияние оказали социальные отношения, утвердившиеся к тому времени в обществе. Женским божествам (Адити — мать богов, Притхиви — матьземля, Ушас — заря, Сарасвати — богиня реки того же наименования) отводилась второстепенная роль, особенно в более поздних частях вед. Сохранились древнейшие представления, что Адити («Безграничная») — мать богов677, но сама никем не рождена. Дьяус и Притхиви именуются «родителями богов»678, однако уже в период оформления первой из самхит их оттеснили другие, и прежде всего Агни, Индра, Сома.
Особенно почитаемым был Агни, что соответствовало тому огромному значению, которое придавалось огню. В «Ригведе» гимны к богам, образующие отдельные мандалы, начинаются с обращения к Агни679. Он был не только богом огня, но и огнем во всех его видах; именуется «хранителем людей» (Ригведа I.96.4), «хранителем дома» (I.12.6; I.36.5) и пр. Огонь жертвенного очага играл важную роль в культе и рассматривался как посредник между людьми и небожителями: в его пламени сгорали жертвы, приносимые богам.
Высшим божеством атмосферы считался Индра680 — податель дождя, победоносный борец с демонами засухи Вритрой681 и Шушной, грозный бог, вооруженный молнией. К нему взывали как к богу-воителю, его задабривали молитвами, богатыми приношениями и обильными возлияниями сомы, чтобы обеспечить победу в схватке с врагами. Гимны, посвященные ему (кстати, самые многочисленные в первой из самхит), следуют обычно за гимнами в честь Агни.
Бог Солнца Сурья (известный также в разных своих проявлениях и под другими именами) каждое утро, по убеждению ведийских индийцев, выезжал в золотой колеснице, за
675 «Первоначально боги были смертны (martya)» (Шат.-бр. XI.1.2.12; 2.3.6). Сохранилось несколько мифов, повествующих о том, как боги достигли бессмертия.
676 Так, в Варуне разные ученые видели бога неба, ночи, океана, Земли, Луны, плодородия, зимы, растительности, верховного бога-творца, правителя вселенной, хранителя миропорядка и высшего судью, первоисточника магии, владыку вод и др. (подробный критический разбор точек зрения см.: R.N.Dandekar. Vedic Mythological Tracts, с. 26–67, 313 исл.).
677 Ее сыновьями числятся от 6 (Ригведа II.27.1) до 12 (Шат.-бр. VI.1.2.8; XI.6.3.8) богов. Их именуют не везде одинаково; наиболее обычны из упомянутых нами Варуна и особенно солнечные божества — Сурья, Вивасват, Арьяман, Митра, Савитар. Они часто называются «адитьи» — сыновья Адити. Со временем слово «адитья» становится одним из имен Солнца.
678 Ригведа I.159.2; III.3.11; VII.53.2; X.65.8; 110.9 идр. 679 J.Hertel. Die arische Feuerlehre. Bd 1. Lpz., 1925; Д.Н.Овсянико-Куликовский. Религия индусов в
эпохувед. — Избранные труды русских индологов-филологов. М., 1962.
680 R.N.Dandekar. Vedic Mythological Tracts.
681 É.Benveniste, L.Renоu. V�tra et V�tragna. P., 1934. Вритра традиционно понимается как демон засухи. В «Ригведе» этот миф имеет космогоническое содержание — победа Индры над Вритрой означает сотворение вселенной из первозданного хаоса (см.: M.Eliade. Le mythe de l’eternel retour. P., 1949).
пряженной огненно-рыжими конями. Он развеивал мрак ночи и приносил свет дня, давал животворное тепло. Он — небесный огонь, Агни неба. Древнеиндийские божества Солнца были мало связаны с обыденной жизнью, и потому их культ не получил широкого распространения682. Примечательно, что самая священная формула в религиозной литературе индуизма — савитри — стих из гимна, посвященного Савитару, абстрактному божеству, имеющему с Сурьей ряд общих черт683. Сурья считался отцом Ману Вайвасвата, седьмого потомка прародителя людей Ману.
Мир богов представлялся организованным подобно человеческому обществу684. Царем (раджей) богов и военным вождем был Индра (его дружину составляли Маруты), пурохитой — Брихаспати, жрецом — Агни, верховным божественным судьей, хранителем мирового порядка (рита) — всеведущий и всевидящий Варуна, охотником и покровителем охотников, владыкой лекарственных трав и целителем — Рудра, пастухом и покровителем пастухов и земледельцев — один из солнечных богов, Пушан. Ашвины являлись врачевателями, трое Рибху, а также Тваштар — мастеровыми, строившими для других богов дворцы, изготовлявшими для них оружие, колесницы и утварь. У всех них были свои слуги; гандхарвы развлекали их пением и музыкой, апсары — танцами. Ведийский пантеон демонстрирует значительную децентрализацию: нередко конкретный бог воспринимался как самый главный.
Древние индийцы верили всуществование не только благодетельных божеств, нои их антагонистов — победа богов над демонами приводит к обновлению солнца и вообще всех производительных сил природы; когда силымрака отступают, в мире воцаряются гармония и порядок — предвестники счастливого года без голода и лишений. Наиболее рьяными противниками богов выступали асуры, о которых сохранились даже мифы как о братьях, притом старших, дэвов685; некоторые боги в ранних книгах «Ригведы» называются асурами686. Но в поздней X книге и в «Атхарваведе» ониужеопределенно — враги дэвов.
Помимо космических недругов непосредственными врагами человека были злобные ракшасы — людоеды с безобразной внешностью. Другие упыри (бхуты, пишачи, преты) считались перевоплощением душ умерших, которые при жизни совершили преступления, — воров, убийц и т.д. Все они приносили людям несчастья, болезни, разорение, лишали потомства и побуждали к дурным поступкам.
В индологии порой и сейчас сохраняется традиция подразделять ведизм на две части: светлую, жизнеутверждающую веру в благодетельных дэвов и темную веру в демонов, злых духов (магия, примитивные культы). Первая объявляется истинно арийской, вторая — результатом влияния аборигенных племен687. Однако вера в существование не только благодетельных, но и враждебных сверхъестественных сил была присуща ведийской религии с самого начала. Четкие границы между религией и магией в ту эпоху отсутствовали: магия фактически пронизывала религиозное мировосприятие.
Показательно, что ведизм не знал верховного бога688: даже Индра, царь богов, был скорее просто военным вождем или божественным кшатрием. Позднее оформилась идея вла
682 Подробнее см.: J.Gоnda. Vi�nuism and Śivaism. L., 1970; он же. Aspects of Early Vi�nuism. Delhi, 1969; R.N.Dandekar. Some Aspects of the History of Hinduism. Poona, 1967.
683 «Да поразмыслим мы о я»еланном блеске бога Савитара: пусть он укрепит (усилит) наши мысли» (Ригведа III.62.10). Этот стих (называемый также по стихотворному размеру гаятри) верующие индусы (особенно брахманы) и в настоящее время произносят ежедневно на рассвете, в полдень и в вечерние сумерки, а также во время некоторых важнейших обрядов.
684 «Сначала все боги были равны, все добродетельны…» (Шат.-бр. IV.5.4.1). Там же рассказывается о том, как Агни, Индра иСурья добились превосходства.
685 Например, Шат.-бр. I.2.5.1; III.4.4.3; IX.5.1.12; Бр.-уп. I.3.1; Чх.-уп. I.2.1; Мбх. I.59.3–20; I.60.33 идр.
686 Индра (VIII.90.6), Агни (II.1.6; III.3.4), Дьяус (I.131.1), Варуна (I.24.14; II.27.10; V.85.5), Варуна и Митра (VII.36.2; VIII.25.4), Пушан (V.51.11), Сома (IX.73.1; IX.74.7).
687 «Когда арийская и неарийская религия встретились — одна очищенная, другая вульгарная, одна добрая, а другая низменная, дурная стала стремиться вытеснить добрую…» ит.д. (С.Радхакришнан. Индийская философия. Т. 1. М., 1956, с. 97).
688 Правда, в «Ригведе» (I.27.13) говорится о неравенстве богов — о великих и малых, молодых и старых (см.: В.Г.Эрман. Очерк истории ведийской литературы, с. 86).
дыки живых существ — Праджапати, магического творца вселенной, олицетворения безграничной мощи ведийского жертвоприношения, единства ритуализованной природы. Но и он не стал главным богом, культ его не сложился. К концу изучаемого периода Праджапати сливается с Брахманом, безличным абсолютом упанишад (Шат.-бр. XI.2.3.1).
Ведийский индиец приписывал всем предметам внешнего мира «человеческие черты» — способность говорить, испытывать боль, страдание, радость. Этими качествами наделялись даже горы, реки, камни и т.д. Позднее отношение к ним как к одушевленным предметам сохранялось лишьвкачестве пережитка древнейших анимистических представлений.
В поздневедийскую эпоху получила закрепление идея, по которой каждое живое существо состоит из двух частей — видимой (тело) и невидимой (душа). Именно душа способна чувствовать, думать, желать, она и является вчеловеке животворным началом.
Еще в «Ригведе» содержатся (правда, не всегда ясные) намеки на то, что добродетельные люди достигают бессмертия и обитают на небесах (I.125.5–6; 154.5; VIII.58.7). Более определенны рассказы о потустороннем мире предков, куда уходят усопшие (IX.113.7–11, 14; X.15.16), а также о темном мире бездны для нечестивых (IV.5.5; IX.673.8; X.152.4). Об усладах райской жизни говорится в «Атхарваведе» (IV.34). В мире небес нет деления на угнетателей и угнетенных: «Там слабый не платит налога сильному» (III.29.3). Указания на посмертное пребывание благочестивых в мире предков (питрилока) и мире богов (дэвалока) встречаются в упанишадах689. Об аде (нарака) иногда упоминается в «Атхарваведе» и брахманах.
После смерти, верили индийцы, за душой покойного прибывали гонцы от бога Ямы — владыки мира усопших. Он умер первым, чтобы открыть людям путь в иной мир, правителем которого он стал690. Яма выступал также судьей добрых и дурных дел — отправлял душу либо в рай, либо в ад691; в какой именно отдел рая или ада и на какой срок, зависело от соотношения добрых и дурных поступков умершего. Со временем на эти представления наложились взгляды о возможности повторных появлений человека на земле (что нашло отражение уже в брахманах). Наконец, в ранних упанишадах четко зафиксированы идеи детально разработанного затем учения о карме. Душа человека после его смерти не гибнет, а переселяется в другое тело, причем не обязательно в тело человека того же общественного состояния: царь, в новом существовании может стать разбойником, бедняк — богачом, брахман — шудрой и т.д. Более того, возможно возрождение в виде любого растения или животного, даже самого презренного и нечистого; те, в свою очередь, могли появиться в облике живых существ или даже людей. Таким образом, весь живой мир от низших его видов до небожителей как бы оказывался в едином круговороте переселений душ. В более поздней религиозно-философской литературе это «странствование» получило название «сансара».
Вера в переселение душ должна была предполагать и наличие известного порядка этого переселения. Представление о нем складывалось также постепенно и как оформленное встречается лишь в поздних упанишадах и буддийских текстах. То, чье место займет душа человека после смерти, поднимется ли она по ступеням, ведущим от низших видов до небожителей, или, наоборот, опустится, зависело от меры праведности каждого при жизни. Каково его деяние (karman), таково и будущее рождение. Деяние и определяет судьбу человека. По «закону кармы» он своим поведением, образом жизни, любым поступком подготавливает свое будущее. Но этот «закон» обусловливает не только будущее, но и настоящее положение человека, ибо оно — результат его деяний в прошлых существованиях. Это высший закон бытия, независимый даже от воли богов.
Чтобы обеспечить благоприятное возрождение, надлежит вести себя добродетельно, т.е. совершать хорошие поступки и не совершать дурных. Иными словами, в конечном счете все связано с тем, куда направит человек свою волю, какими соображениями будет руководствоваться. Если он был добродетелен при жизни, то после смерти его душа может возро
689 Бр.-уп. VI.2.15; Чх.-уп. V.10.1–6. 690 Ригведа X.14.2; Атхарваведа XVIII.3.13. 691 Шат.-бр. XI.2.7.33; X.1.5.4.
диться в теле человека более высокого общественного статуса, даже царя или брахмана; душа грешника же попадает либо в один из многочисленных «адов», либо в тело человека более низкой общественной категории, либовтеложивотного692.
С появлением учения о карме древние представления об аде (нарака) и рае (сварга) не «отменяются», но вводятся в общий контекст нового учения. К послеведийскому времени относятся наиболее подробные описания услад райской жизни и мучений ада, который в новой системе ценностей обретает функции некоего «чистилища» (первые примеры таких описаний имеютсяуже в брахманах).
В основе ведийского культа лежали жертвоприношения богам — регулярные и специальные. Совершение первых было важнейшей составной частью образа жизни всех слоев общества. Мир существует благодаря богам, а они живут жертвоприношениями, поэтому ради своего и всеобщего благополучия должно одаривать богов, чтобы заручиться их расположением. В целом жертвоприношении были относительно просты и совершались в каждой семье — в огонь, который поддерживался постоянно, бросали частицы пищи. Эти обряды выполнял, как правило, сам домохозяин, и они назывались «домашними» (грихья) или основанными на «священном предании» (смарта)693. «Торжественные» обряды отличались особой сложностью и пышностью, их называли «шраута», т.е. основанными на «священном откровении» — шрути.
Древний индиец понимал, что ему не сравниться в могуществе с богами, однако верил, что если настойчиво просить и щедро одаривать их, то они, в свою очередь, помогут ему. Не случайно еще долго определяющим оставался материальный фактор — жертва, а степень благочестия измерялась ее размерами. Жертвоприношение стало рассматриваться как самостоятельная магическая сила, способная вершить судьбами людей, как основа мироздания. Показательно, что в ряде мифов творение мира непосредственно связывается с первичным жертвоприношением694.
Главным в культовой практике было принесение в жертву животных. На специально подготовленных алтарях разделывали туши, некоторые части бросали в огонь, другие варили в котлах, после чего участники обряда съедали их. Боги, по убеждению индийцев, питались тем, что сгорало в огне. В него бросали также хлебные зерна, лили топленое масло, молоко и особым образом приготовленный напиток — сому.
Обряды, совершаемые от имени царей и знати, были чрезвычайно пышными, часто длились в течение многих дней, а иногда и более года. Участвовало множество жрецов, закалывались десятки животных. Все это происходило обычно в сумерках или ночью при свете костров и сопровождалось специальными церемониями, пением и произнесением магических изречений. Жертвоприношение ставилось в заслугу не жрецам, а жертвователю (яджаману), взявшему на себя расходы.
Ведийский жертвенный ритуал складывался постепенно, естественно, что в нем сохранились и весьма архаичные черты. Так, «саттру» могли выполнять только родственники (мужчины и женщины), причем функции их всех были одинаковыми, жертвенную пищу потребляли сообща, и никто не получал особого вознаграждения и т.д. Несомненно, этот обряд сложился еще в родовой общине. Угощение присутствовавших при жертвоприношении и одаривание их также допустимо рассматривать как пережиток систематического перераспределения материальных благ в коллективе равноправных общинников. Ритуалистическая традиция существовала очень долго и значительно пережила ведийскую эпоху695.
692 «Те, кто благого поведения, быстро достигнут благого рождения — рождения брахманом, кшатрием или вайшьей. Те, кто дурного поведения, быстро достигнут дурного рождения — рождения собакой, свиньей или чандалой» (Чх.-уп. V.10.7; см. также: Бр.-уп. IV.4.5).
693 Подробнее см.: Р.Б.Паидей. Древнеиндийские домашпие обряды (обычаи). М., 1982.
694 «У всего сущего и у всех богов одно жизненное начало — жертвоприношение; им существуют боги, люди, предки» (Шат.-бр. XIV.3.2.1; см. также: Айт.-бр. XIII.6.4).
695 См.: Я.В.Васильков. «Махабхарата» и потлач (этнографический субстрат эпического сюжета). — Санскрит и древнеиндийская культура. Т. 1. М., 1979; В.Н.Романов. Некоторые особенности этических представлений древних индийцев (по материалам дхармашастр). — ВДИ. 1980, №3. Подробнее о ведийском
Особое значение придавалось принесению в жертву коня (ашвамедха)696, обряду, совершаемому только правителем. Специально отобранного коня отпускали на волю, но за ним неотступно следовал царь (или назначенный для этого полководец) с войском. Властители областей, по территории которых проходил конь, должны были либо подчиниться царю — собственнику коня, либо воевать с ним. Через год коня приводили в столицу и приносили в жертву в присутствии покоренных правителей. На подобный акт мог решиться царь, уверенный в своихсилах и претендующий на рольполитического гегемона.
В религии древних индийцев исключительно важное место занимал культ предков (ничуть не уступая культу богов), хотя вера в переселение душ, казалось бы, не должна была способствовать его развитию. Самая существенная часть культа — поминальная трапеза (шраддха) — совершается и сейчас. Выполнять ее может только мужчина — глава семьи, и потому понятны постоянные мольбы верующих индийцев о мужском потомстве.
Обрядами сопровождались и трудовые процессы — запряжка в плуг быков, начало пахоты, сева, жатвы, молотьбы, ввод и вывод скота из хлева, начало сооружения пруда, колодца, закладка сада, постройка жилых и хозяйственных помещений и т.п., а также любое событие в личной или семейной жизни. Они зародились в глубокой древности, и первоначально выполнение их не требовало профессиональных знаний, но брахманы старались взять под свой контроль и эту сторону жизни индийца. Традиционные обряды они истолковывали в соответствии с новыми верованиями, привносили в них элементы развивающегося ритуала (например, чтение мантр), стремились сделать непременным свое участие в нем или даже руководить им.
Для отправления ведийского культа необходимы были квалифицированные исполнители — жрецы и подсобный персонал. В обрядах с возлиянием сомы, например, должны были участвовать минимум четыре жреца: хотар, главной обязанностью которого было произнесение гимнов «Ригведы», адхварью, произносивший тексты из «Яджурведы», удгатар, певший гимны из «Самаведы», и брахман, следивший за ходом церемонии; ему надлежало знать все три веды. В особо важных случаях исполнителей было значительно больше; они образовывали четыре труппы, куда включались представители названных «категорий».
Точное знание ритуала достигалось многими годами постоянной учебы: приходилось все воспринимать на слух и заучивать наизусть. Постепенно такая задача для одного человека оказывалась непосильной, что и определило потребность в специализации брахманов, — одни готовились к выполнению функций хотара, другие — адхварью, третьи — удгатара и т.д.
Судя по брахманам, жертвоприношения превращались в длительную, с огромными затратами средств процедуру697. По сути, обряд шраута могли себе позволить только очень состоятельные люди698. Если допускалась ошибка, то священнодействие считалось неэффективным. Естественно, что каждый из жрецов должен был досконально знать правила и детали ритуала и тексты, чтение которых составляло часть его. А это было далеко не просто. Так, хотар на пятый день обряда агништомы произносил в строго определенном порядке две тысячи стихов (рич) из «Ригведы», обращенных к Агни, Ушас и Ашвинам.
В изучаемую эпоху большое значение придавалось аскетической практике, посредством которой адепты пытались достичь высшей силы духа и божественного могущества. Некоторые давали обет принимать пищу лишь через очень большие промежутки времени, другие — никогда не ложиться или ложиться лишь на ложе из колючей травы, третьи — добы
ритуале см.: М.Biardeau, Ch.Malamoud. Le Sacrifice dans l’Inde ancienne. P., 1976; Ch.Malamoud. Cuire le Monde — Puru�ārtha. Recherches du sciences sociales sur l’Asie du Sud. P., 1975.
696 Наиболее подробно ашвамедха описана в «Шатапатха-брахмане» (XIII.1–5); Р.-Е. Dumont L’Aśvamedha. Description du sacrifice solennel du cheval dans le culte védique d’après les textes du Yajurveda Blanc. P., 1927.
697 Так, ни одинжрец не должен был совершать жертвоприношение с возвлияниемсомымеиьше, чемза сто коров (Шат.-бр. IV.3.4.3); Н.W.Bоdewitz. The Daily Evening and Morning Offering (Agnihotra) According to the Brāhma�as. Leiden, 1976.
698 R.N.Sharma. Culture and Civilization as Revealed in the Śrautasūtras. Delhi, 1977.
вать себе пропитание нищенством или сбором диких плодов и корней и т.д. Подвижничество (особенно ограничение в пище) всячески восхвалялось, отшельникам приписывалась особая святость. Жизнь преходяща, мир суетен, но добродетельны отказ от мирских радостей и удаление в лес или горы. Уединившись в чаще либо в пещере, отшельники постоянными молитвами и заучиванием мантр старались достичь благоволения богов и священной мудрости. Отшельничество в лесу (ванапрастха) считалось в древней Индии даже одной из обычных стадий жизни (третья ашрама) всякого благочестивого дваждырожденного.
Существенным отличием ведизма от первобытных верований было освящение общественного неравенства людей. Носители государственной власти обожествлялись, и безусловная покорность им, как богам в человеческом облике, объявлялась высшим долгом каждого. Церемония восхождения на престол сопровождалась специальными обрядами, которые должны были придать сакральный характер этому событию699.
Неравенство людей проявлялось и в самой культовой практике. Более обильные жертвоприношения расценивались как свидетельство большего благочестия, обеспечивали бóльшую милость богов и более счастливую карму. Самые угодные богам жертвоприношения некоторые разряды свободных (не говоря уже о рабах) вообще не могли совершать. Шудрам, например, запрещалось даже присутствовать на них, не разрешалось заучивать и произносить мантры, даже слушать их, более того, дваждырожденные не должны были произносить их при шудрах. Сравнительно поздняя тенденция брахманской «теологии» поставить аскетизм и священное знание выше обрядности частично была связана и с реакцией на доминирование материального фактора в культе.
Но, несмотря на все изменения, ведийская религия оставалась по своему характеру весьма архаичной: она унаследовала от более древних верований многобожие, отсутствие установленной иерархии богов, племенную исключительность, практически делавшую невозможным прозелитизм. Это позволяет рассматривать ведизм как религию небольших, еще неразвитых государств с сильными пережитками родоплеменных отношений.
Космогонические воззрения и истоки философии700. Представления о происхождении и развитии вселенной, отраженные в X мандале «Ригведы», непосредственно предшествуют космогоническим концепциям брахман. В гимнах этой поздней «ригведийской книги» содержатся две основные версии происхождения космоса. Первая была связана с дуалистическим представлением о его исходных началах — хаотической мировой материи и организующем ее агенте (X.81–82.121), когда в образе демиурга выступают Вишвакарман, Праджапати. Эти воззрения соотносились с мифологическими представлениями о «Золотом зародыше» (Хираньягарбха). Другая модель мира — пантеистическая. Согласно гимну «Пурушасукта» (Ригведа X.90), боги, вознамерившись сотворить мир, совершили жертвенный обряд над божественным первочеловеком Прушей. При этом из его «духа» (манас) возникла Луна, из глаза — Солнце, из уст — Индра и Агни, из дыхания — ветер, из пупа — воздушное пространство, из головы — небо, из ног — Земля, из уха — стороны света (лока). Из уст Пуруши произошли брахманы, из рук — кшатрии (раджанья), из бедер — вайшьи, из ступней — шудры. Тогда же появились животные, растительность, а также гимны (рич), песнопения (саман), жертвенные формулы (яджус) ит.д.
В целом ведийская космогония предлагает различные ответы на вопрос о том, как был сотворен мир. Всесоздателем выступает наряду с «абстрактным» божеством — персонификацией самого процесса творения, первым зародышем, покоящимся в водах (Брахманда, Хираньягарбха) и приносимым в жертву первосуществом, — также и «космический жар» (тапас). Авторы гимнов пытались устранить эту несогласованность, но все их решения на деле сводились лишьк сопоставлению и перестановкам названных образов.
Самхиты не дали единой космогонической теории, но творцов разнородных «концепций» о происхождении мира сближал дух искания. То, что многие из космогонических гим
699 J.C.Heesterman. The Ancient Indian Royal Consecration. Utrecht, 1957.
700 Раздел о космогонических представлениях написан совместно с Г.М.Бонгард-Левиным (подробнее см.: Г.М.Бонгард-Левин. Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия. М., 1980).
нов облечены в форму вопросов, конечно же, не просто литературный прием. Авторы их допускают: ответов может быть много, истина неизвестна даже богам, картина жизни вселенной неясна.
Раздумья ведийских индийцев над проблемами бытия и миросоздания, пожалуй, наиболее полное отражение нашли визвестном тексте «Ригведы» — «Гимне о сотворении мира» (X.129). Там говорится701:
Не было не-сущего, и не было сущего тогда, Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним. Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой? Что за вода — глубокаябездна? Не было пи смерти, ни бессмертия тогда, Не было ни признака дня [или] ночи. Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно, И не было ничего другого, кроменего.
Основой бытия провозглашается нечто безличное; нет ни атмосферы, ни небесного свода; вода, подобная бездне, предшествует другим стихиям. (Представление о связи безличного «нечто» и доступного чувственному восприятию мира характерно и для позднейших религиозных течений — брахманизма, индуизма и т.д.) Не только смерть, но и бессмертие невозможно в том, не выразимом словами состоянии, которое предшествовало творению. Было «Нечто Одно», обладающее единственным свойством — целостностью, неделимостью. Вселенная же виделась царством различий, возникающих из деления первоначального целого на две части (сущее — не-сущее, смерть — бессмертие, день — ночь). Любопытно и другое определение: «Оно дышало, не колебля воздуха», т.е. одновременно и дышало, и не дышало. (Это представление тоже получило развитие виндийской философской литературе.)
В соответствии с идеей отрицания независимого существования божеств авторы гимна рассматривают их как вторичное явление, возникшее в результате уже свершившегося акта творения. Подобно людям, боги выполняют свое предназначение в мире, но не управляют им и не знают, как возник он. Тайна творения остается неразгаданной («может, само создало себя, может, нет»). Даже вселенский «надзиратель» (адхьякша), наделенный высшим знанием, осматривающий космическую панораму, вряд ли может ответить на все поставленные в гимне вопросы.
Этоттекст, взятый вкачестве примера, показывает, сколь сложным и противоречивым был ранневедийский взгляд на происхождение мира. Вместе с тем индийцы времени «Ригведы» не считали, что «загадки мироздания» способны раскрыть боги: их мир оказывается чемто вторичным, подчиненным общим законам бытия. Небожители способны помочь в достижении каких-либо материальных благ, но бессильны в объяснении тайн вселенной, природы и человека.
Приведенный материал ни в коей мере не охватывает всей проблемы реконструкции космологической системы ранневедийского периода702, здесь лишь в самых общих чертах передан характер космогонических представлений индийцев эпохи самхит. Следующий этап в развитии этих представлений отражен в брахманах и араньяках. В решении космогонических проблем брахманы во многом идут за ведами. «Шатапатха-брахмана» провозглашает абсолютным первоначалом воду. «Водами поистине было это (т.е. мироздание) вначале» (XI.1.6.1). Затем возникают различные стихии и божественные существа. Конечный результат процесса — тоже воды. Праджапати — персонифицированная творческая сила — возро
701 Переводы из «Ригведы» Т.Я.Елизаренковой.
702 Подробнее см.: W.Kirfel. Kosmographie der Inder. Bonn — Leipzig, 1920; N.N.Вhallасharуa. History of Indian Cosmogonical Ideas. Delhi, 1971; W.N.Brown. The �g-Vedic Equivalent for Hell. — JAOS. 1941, vol. 61; он же. Theories of Creation in the Rig Veda. — JAOS. 1965, vol. 65; H.Lomnmel. Gedichte des Rigveda (Auswahl und Übersetzung). München, 1955.
ждается вновь в своем потомке Парамештхине, который отождествляется с процессом бытия: «„…пусть я поистине стану всем этим!“ Он стал водами. Воды поистине [и есть] все это, ибо они стоят на самом высоком месте. Тот, кто стал бы здесь рыть, нашел бы именно воды. Поистине с самого высокого места — с неба — падает дождь» (XI.1.6.16). В мифологизированной и поэтизированной форме ведийский индиец пытался осмыслить идею круговорота веществ. Из воды рождается все живое. Она питает растения, низвергаясь на землю в виде дождя, пополняет запасы подпочвенной влаги, поддерживает органическую жизнь. В том же отрывке перечисляются и другие понятия ригведийской космологии: тапас и «Золотой зародыш».
Наравне с представлением о преобладающей роли воды — первоосновы всего сущего — встречается и известная ведийская концепция о зарождении вселенной из некоего нерасчлененного целого. «Шатапатха-брахмана» называет его «не-сущим»: «Поистине несущим было вначале [все] это. Поэтому и спрашивают: „Чем было это не-сущее?“» (VI.1.1.1).
Далее становится заметной одна типичная для ведийского мировоззрения в целом черта: стремление отождествить природные явления с процессами, регулирующими жизнь человека. Первостихией бытия объявляются различные формы дыхания (праны), обеспечивающие жизнедеятельность и человека и природы.
Во взглядах индийцев эпохи араньяк на человека был и еще один существенный момент. «Айтарея-араньяка» провозглашает, что он — «сочетание речи и дыхания, кои суть жертвоприношение» (II.36.3). Данное положение конкретизируется в том же тексте. Природа и человек ассоциируются (и отчасти даже отождествляются) с третьим началом, которому тоже приписывается космическое значение, — с жертвенной практикой. Ритуал как бы поставлен над всеми обычными действиями, он имитирует процессы природы и одновременно обусловливает их. Взгляд на жертвоприношение как на сакральный акт, моделирующий космос, оказался в древней Индии необычайно стойким.
Наряду с попытками осмыслить мир и его «законы» в контексте мифотворчества обнаруживаются и первые попытки абстрактно-понятийного объяснения мира. Согласно важнейшему положению, зафиксированному в упанишадах, всякая индивидуальная душа (Атман) тождественна Абсолюту — Брахману703, наполняющему собой весь живой мир704, Атман нередко даже терминологически совпадает с ним705. И вместе с тем понятие «Брахман» сосуществовало с идеей персонифицированного божества — Брахмы706. Образ этого бога слился с ведийским Праджапати. И ныне в индуизме Брахма чтится как одно из высших божеств, как бог-творец, по в основном в «богословии»: культ его, не имевший корней в племенных верованиях, не получил широкого распространения.
703 Приведем отрывок беседы учителя с учеником:
И он сказал ему: „Поистине, дорогой, вот — тонкая сущность, которую ты не воспринимаешь; поистине, дорогой, благодаря этой тонкой сущности существует этабольшая ньягродха. Верь этому, дорогой. И эта тонкая сущность — основа всего существующего. То — действительное, То — Атман. Ты — одно с Тем (tat tvam asi)“» (Чх.-уп. III.3).
704 Мунд.-уп. I.1.6–7; Майт.-уп. V.1; Иша-уп. 8.
705 Бр.-уп. II.5; IV.4 исл.; Чх.-уп. VIII.10.1.
706 Имя это впервые встречается уже в «Ригведе» как эпитет Брихаспати (X.141.3), чаще он фигурирует
в «Атхарваведе» (X.2; X.7; X.8). В брахманах (например Шат.-бр. XI.2.3.1–4) и упанишадах (Бр.-уп. II.6; VI.5; Чх.-уп. III.10.11; VIII.15) представление об этомбоге выглядит уже оформившимся.
Сложные религиозно-философские построения, встречающиеся в поздней ведийской литературе, свидетельствуют и о стремлении привести в систему более древние верования. Их разработка способствовала возникновению новых мировоззренческих установок. В упанишадах особую роль играет учение о знании (джняна), по это не рациональное положительное знание, приобретенное в результате научных изысканий и опыта, а особое мистическое знание (видья), достигаемое медитативной практикой. Здесь отражены также поиски нового эсхатологического идеала. Достижение рая (царства богов) иногда признавалось уже недостаточным, поскольку оно не спасает от сансары. Конечная цель, к которой должен стремиться каждый истинно разумный, — «освобождение» (мокша) от сансары, «освобождение» души, т.е. избавление от новых рождений, а значит, и смертей. Это стало мыслиться как осознание своего глубинного единства с Брахманом — достижение «мира Брахмы» (брахмалока) 707 , после чего новые возрождения станут уже невозможными708. Но такую цель нельзя достигнуть с помощью обычных ритуальных средств: нужны особые усилия духовного познания.
Весьма разнообразен в упанишадах и «философский» материал709 — попытка осмысления психофизической структуры индивида и поиски соотношений между элементами тела человека и материальными началами космоса (ср. древнегреческие учения о «стихиях» мира). Конечно, употребляя термин «философия» для характеристики поздневедийского мировосприятия, мы понимаем условность этого определения. Воззрения мудрецов упанишад на микро-и макрокосмос еще не формализуются в строго категориальную систему, авторы текстов не ставили своей задачей критическое осмысление самих источников познания, не были разработаны и основы полемической «диалектики». Вместе с тем здесь уже поднимаются вопросы, которые, употребляя современную терминологию, можно характеризовать как различение субстанции и атрибута, сущности и явления. Так, упоминаемый еще в брахманах мудрец Уддалака сообщает: «По одному комку глины узнается все сделанное из глины, [ибо всякое] видоизменение — лишь имя, основанное на словах, действительное же — глина; то же можно сказать и о вещах, сделанных, например, из железа или золота» (Чх.-уп. VI.1.4–6). Он обращается к известному ригведийскому космогоническому мифу (X.129), предлагая самостоятельное толкование его, — отбрасывает идею изначального состояния, независимого от бытия и не-бытия, и представление о происхождении первого из небытия. «Как же… могло это быть? Как из не-сущего родилось сущее? — спрашивает мудрец. — Нет, вначале… [все] это было Сущим, одним, без второго» (VI.2.2). Затем он рисует картину становления мира, где один элементвозникает из другого.
Учение Уддалаки исключает участие богов и сверхъестественных сил в процессе миросоздания: сама природа выступает творящей силой, из которой рождаются прочие формы жизни. Жар — источник воды, вода производит пищу (речь идет, вероятно, о твердом веществе вообще). Из различных сочетаний жара, воды и пищи возникают все виды живых существ. «И где еще мог бы быть его [тела] корень, как не в пище? — говорит он в беседе с сыном. — И также, дорогой, если пища — росток, ищи корень в воде. Если вода — росток, дорогой, ищи корень в жаре. Если жар — росток, дорогой, ищи корень в Сущем. Все эти творения, дорогой, имеют корень в Сущем, прибежище в Сущем, опору в Сущем» (VI.8.4). Настойчиво проводится мысль о конкретно-материальной первооснове всех функций тела и психических процессов. Не только кости, мускулы, кровь, но и сознание — продукт трех элементов, образующих мир. Если лишить тело пищи, психические процессы также приостанавливаются.
707 Позднее стал рассматриваться икак отдел рая — «мирбога Брахмы». 708 Чх.-уп. IV.15.5; VIII.15 исл. 709 Научная литература по упанишадам огромна; укажем лишь на некоторые сводные работы:
A.B.Keith. Religion and Philosophy of the Veda and Upanishads; P.Deussen. Die Philosophie des Upanishaden. Lpz., 1920; S. Radhakrishnan. The Philosophy of the Upanishads. L., 1955; W.Ruben. Die Philosophen der Upanishaden. Bern, 1947; F.Edgertоn. The Beginnings of Indian Philosophy. Cambridge, 1965; E.D.Ranade. Constructive Survey of Upanishadic Philosophy. Poona, 1926.
По мнению В.Рубена, воззрение Уддалаки содержит натурфилософские идеи710, однако не следует забывать, что упанишады — преимущественно памятник зарождающейся идеалистической философии (традиция Яджнавалкьи). Они демонстрируют наступление нового этапа в развитии древнеиндийской духовной культуры, что было связано с переменами в социальной и общественной жизни. Процесс накопления знаний также отразился на содержании памятника: внем прослеживаются зачатки научного объяснения природных явлений.
Развитие научных знаний. Нужды производственной практики, новые условия жизни, изменение ритуала способствовали пробуждению научного интереса к природным и общественным процессам. В число веданг (частей вед) — дисциплин, считавшихся вспомогательными при изучении вед, — включались шикша (фонетика), чхандас (метрика), вьякарана (грамматика), нирукта (этимология) и джьотиша (астрономия). О других науках сведения весьма отрывочны, но чрезвычайно любопытны. Из сочинений, относящихся к упомянутым ведангам, прежде всего следует отметить «Нирукту» Яски (не позднее 500 г. до н.э.)711. В этом труде приводится этимология слов, которые встречаются в ведах и смысл которых стал забываться, имен и эпитетов богов, названий жертвенных обрядов. Реальное существование других веданг подтверждается более поздними сочинениями (например, «Аштадхьяи» Папини, труда, относящегося к IV в. дон.э.), где говорится о творчестве предшественников.
Об уровне астрономических знаний допустимо судить по многочисленным, хотя и разрозненным, упоминаниям в ведийской литературе, особенно в брахманах «Яджурведы». Время совершения религиозных обрядов определялось прежде всего фазами Луны, ее положением на эклиптике. Ведийские индийцы помимо Солнца и Луны знали все пять видимых невооруженным глазом планет, они умели ориентироваться в звездном небе, соединяли звезды в созвездия (накшатры).
Самые ранние данные о накшатрах встречаются уже в «Ригведе», хотя, возможно, это представление бытовало еще в хараппскую эпоху. Накшатры — небольшие группы звезд, удаленные друг от друга приблизительно на 13 °, поэтому Луна при своем движении по небесной сфере каждую следующую ночь оказывается в новой группе созвездий. Полные списки их приведены в «Черной Яджурведе» и «Атхарваведе», а названия оставались практически неизменными на протяжении многих веков. Древнеиндийская система накшатр соответствуетлунным стоянкам, приводимым всовременных звездных каталогах.
Основной «временной» единицей считались не солнечные, а лунные сутки (титхи); примерно 30 таких суток составляли лунный месяц (т.е. четыре фазы Луны охватывали около 29,5 солнечных суток). Двенадцать лунных месяцев давали 354 дня; для установления соответствия между лунным в солнечным годом была разработана система вставок, т.е. дополнительного месяца.
Сведения о развитии математики (санскр. «ганита») лучше всего представлены в шульбасутрах712, сохранившихся в нескольких редакциях (наиболее известны версии Баудхаяны, Манавы, Апастамбы, Катьяяны). Датировка этих сочинений неопределенна, обычно их составление относят к VIII — IV вв. до н.э. и увязывают с ведийской, в первую очередь поздневедийской, эпохой.
Термин «шульба» означает «веревка», «струна», «канат». Очевидно, первоначально эти тексты представляли собой своего рода «сборники правил измерения с помощью веревки» и служили руководствами при постройке алтарей и храмов. Сооружение алтарей регламентировалось рядом правил: ориентировка по странам света; в основании должны лежать строго определенные фигуры и т.д. Все это требовало решения некоторых геометрических задач (построение прямого угла, квадрата, прямоугольных треугольников с целочисленными
710 См.: W.Ruben. Uddālaka and Yājñavalkya. Materialism and Idealism. — «Indian Studies. Past and Present». 1962, vol. 3.
711 J.Gonda. Vedic Literature.
712 См.: B.B.Datta. The Science of the Śulba. Calcutta, 1932; В.В.Datta, A.N.Singh. History of Hindu Mathematics. Vol. 1. Lahore, 1935.
сторонами, построение из них трапеций, преобразование прямоугольника в равновеликий квадрат, построение квадрата, равновеликого сумме или разности двух данных квадратов).
Наряду с правилами измерения и сооружения жертвенных алтарей тексты содержат и данные о системах счета, арифметических действиях с целыми дробями, квадратных и неопределенных уравнениях первой и второй степеней, приближенном нахождении иррациональных величин, арифметической и геометрической прогрессиях ит.д.
В «Веданга-джьотише» высоко оценивается роль математики в ряду других наук: «Как гребешок на голове павлина, как драгоценный камень, увенчивающий змею, так и ганита [находится] на вершине наук, известных в Веданге»713.
Обычное санскритское название арифметики — «вьякта-ганита» («искусство вычисления при наличии известных величин»), но иногда арифметические подсчеты называли «дхули-карма» («работа с пылью»); дело в том, что вычисления производились на счетной доске, покрытой песком или пылью, а то и прямо на земле. Числа писались заостренной палочкой; при выполнении арифметических действий легко было стирать одни результаты и на их месте записывать другие.
Алгебра — «авьякта-ганита» («искусство вычисления при неизвестных величинах») — в поздневедийской литературе в основном была выражена в геометрической форме. Так, геометрический метод преобразования квадрата в прямоугольник с данной стороной, который описан в шульбасутрах, эквивалентен решению линейного уравнения с одним неизвестным ax = c2.
Некоторые задачи на арифметические и геометрические прогрессии приобрели чрезвычайную популярность, среди них задача о награде за изобретение шахмат714, сводящаяся к нахождению суммы геометрической прогрессии со знаменателем 2. В «Тайттирия-самхите» приведены арифметические прогрессии: 1, 3, 5, …, 19; 2, 4, 6, …, 20; 4, 8, 12, …, 20; 5, 10, 15, …, 100; 10, 20, 30, …, 100; 19, 29, 39, …, 99. Геометрические прогрессии описываются в «Панчавимша-брахмане». В этих сочинениях сумма прогрессий не указывается, но она дается в «Шатапатха-брахмане».
Особое место в геометрических разделах занимает так называемая теорема Пифагора, известная в Вавилоне, Индии, Китае уже за несколько столетий до древнегреческого философа, с именем которого она связывается. Эта теорема приведена во всех редакциях шульбасутр, начиная с самой ранней. Там же перечисляются тройки чисел, для которых она выполняется: 3, 4, 5; 5, 12, 13; 7, 24, 25; 8, 15, 17; 12, 35, 37; 15, 36, 39.
Большой интерес был проявлен в ведийскую эпоху к комбинаторике. Ряд ученых полагают, что одним из побудительных мотивов к занятию ею послужило ведийское стихосложение: надо было учитывать не только число слогов, по и долготу звуков в каждой слоговой группе. Среди сочинений на эту тему выделяется трактат Пингалы по метрике (прежде всего ведийской), который обычно датируется позднее-или послеведийской эпохой. Судя по шульбасутрам, в рассматриваемый период индийские математики начали заниматься определением числа π — отношения длины окружности к диаметру. Позднее к этой проблеме обратились многие индийские ученые.
Обращает на себя внимание тот факт, что успехи в области научного знания были достигнуты при относительно низком уровне материального производства. Это позволяет думать, что в основе ряда достижений лежали не практический опыт и наблюдения, а умозрительные заключения. Самостоятельных математических и астрономических «школ» в тот период еще, очевидно, не существовало. Изучение перечисленных дисциплин было связано с традицией вед, с разработкой теоретических и практико-религиозных вопросов именно ведийской традиции, при этом нужно иметь в виду, что сочинения были записаны много позднее. Изустная передача столь сложных тем (в частности, математических расчетов и задач) предполагает исключительно высокий уровень обучения и практических рецептов для их запоминания и сохранения.
713 В.В.Datta, A.N.Singh. History of Hindu Mathematics. Bombay, 1962. с. 7. 714 Т.A.Sarasvati Amma. Geometry in Ancient and Medieval India. Delhi, 1979.
Значительного развития достигли познания индийцев в области медицины, хотя они были тесно переплетены с магическими представлениями. Очень много заклинаний против болезней содержится в «Атхарваведе». Вместе с тем накапливался и значительный полезный опыт. Индийцы умели определять более сотни болезней (лихорадка, чахотка, дизентерия, ревматизм, проказа и др.) и имели представление о лечебном эффекте многих лекарственных растений. Кроме микстур применялись мази, ингаляции, окуривание дымом. Полоскание рта, омовения при совершении религиозных обрядов свидетельствуют о понимании (правда, не всегда осознанном) гигиенического значения водных процедур. В «Ригведе» (IX.112.1) уже упоминаются профессиональные лекари (бхишадж). Занятие врачеванием в то время еще не стало предосудительным: даже Агни (Атхарваведа V.29.1) или Ашвины (VII.53.1) уважительно называются лекарями.
Искусство. В этой области достижения ведийских индийцев были весьма скромными. Жили они преимущественно в небольших поселениях, города немногим отличались от деревень. Храмов не строили; погребальный культ, если не считать поминальных трапез, практически отсутствовал; нет прямых данных и о наличии изображений богов и идолопоклонстве. А ведь главными памятниками, на основании которых мы судим об архитектуре и изобразительных искусствах древних народов, являются обычно культовые сооружения (храмы, статуи и т.д.). В последние годы индийские археологи обнаружили много образцов древнейшей индийской живописи. Воспроизведение охотничьих сцен, видимо, восходит еще к неолиту, в поздних же встречаются изображения всадников и колесничих. Какие из дошедших до нас рисунков относятся именно к ведийскому периоду, сказать трудно, но традиции художественной росписи, видимо, существовали и в то время. Изделия художественного ремесла (материалы археологии) носили, как правило, светский и утилитарный характер. В ведийских «текстах» имеются данные о музыкальных инструментах — вине (струнный инструмент типа лютни), флейте, кимвалах, барабанах разного рода. Музыкой сопровождались домашние обряды (например, свадьба), ритуальные тексты произносились нараспев. В одной из поздних упанишад, «Майтри-упанишаде» (VII.8), в числе тех, с кем мудрецу не следует общаться, упоминаются танцор и актер, что говорит о появлении профессий этого рода, а также о том, что общественный статус актеров был невысоким.
Мы остановились на самых общих чертах культурного развития ведийской Индии — теме чрезвычайно широкой и многоплановой. Богатейший материал литературы, интенсивные исследования индийских археологов, пристальное внимание к проблемам ведологии большого круга ученых разных специальностей — залог того, что в скором времени многие научные вопросы, которые еще остаются неясными, будут успешно решены. Но и сейчас можно утверждать, что ведийская культура явилась важнейшей основой для историкокультурного развития. Литература оказала огромное влияние на становление и эпической, и классической словесности, ее сюжеты и образы вошли составной частью в культурный фонд Индии. Сложившиеся в далеком прошлом познания были разработаны последующими поколениями математиков, астрономов, медиков, грамматиков. Огромным было воздействие ведизма и концепций упанишад на духовную жизнь древней и раннесредневековой Индии. Это воздействие проявилось в становлении как индуистских, так и неортодоксальных религиозных и религиозно-философских систем.